Лилит Адибекян уже несколько лет управляет крупными торговыми центрами столицы. Она родилась в Ереване, до шести лет жила в Москве, 15 лет в Люксембурге, потом еще шесть лет в Париже. Получив несколько высших образований и проработав финансовом аналитиком в брокерском агентстве во Франции, она вернулась в Россию и стала управляющим директором галерей «Времена года». В интервью «Известиям» Адибекян рассказала о том, как отбирают эксклюзивные часы для бутиков и почему закрытые швейцарские салоны стали открывать свои двери для широкой публики.

— Читал, что у вас есть мечта научиться не опаздывать, стать более пунктуальной. Как это сочетается — любовь к часам и привычка опаздывать?

— Если серьезно, всё совсем не просто. Я перфекционист, который к тому же стремится всё делать самостоятельно. Например, всегда сама за рулем, хотя многие мои друзья пользуются услугами водителей, чтобы в дороге работать. К сожалению, пробки и прочие обстоятельства мне не позволяют всегда быть вовремя. Поэтому я взяла за правило назначать встречи во «Временах года». Тогда есть шанс не опоздать. Если встреча в другом месте — пунктуальной быть значительно сложнее.

— Что для вас дорогие часы — красивый аксессуар, драгоценность, удовольствие от обладания сложным механизмом?

— Мне кажется, всё вместе. Часы — это и аксессуар, и предмет статуса в особых случаях, привычка, предмет коллекционирования. Всё вместе. Неправильно это разделять. Я, например, люблю классические часы. Так как росла и училась в Париже, мне стал близок элегантный стиль француженок, их любовь к изысканным вещам, обладающим особым шармом. Мне нравится белое и желтое золото, часы на каменном браслете или с фактурным циферблатом. Всегда предпочту классику любым технологическим изыскам.

— В январе вы посещали женевский салон SIHH. Какие впечатления остались о новинках этого года? Чем удивляли производители?

— Принять участие в SIHH мне предложила компания Richemont. Уже много лет они являются партнерами «Времен года», представляя у нас марки Cartier и Montblanc. Увиденное в Женеве впечатляет. Все бренды создали на своих стендах волшебную, необычную атмосферу. На стенде IWC был установлен Spitfire — легендарный британский истребитель времен Второй мировой войны. Вскоре после выставки он полетел в промотурне по всему миру. Самолет облетит практически весь мир, во время остановок они устраивают презентации об истории Spitfire и самой компания IWC, которая производит часы с 1868 года. В 1936 году IWC стали выпускать часы для пилотов. На стенде в SIHH были модели TopGun, а также редкий турбийон Le Petit Prince — всего их существует только 10 экземпляров.

Мануфактура Jaeger-LeCoultre оформила свои стенды живыми высокими елями, разумеется, не просто так. С 1836 года мануфактура находится в швейцарской деревне Сантье, окруженной богатой природой. Кстати, во время коронации Елизаветы II в 1952 году ее запястье украшал хронограф Jaeger-LeCoultre Reine. По одной из версий, королева потеряла их в саду, поэтому JLC подарили ей копию экземпляра на очередной юбилей.

Piaget создали на стенде атмосферу пляжного отдыха. Бассейн с мелким песком, солнечные блики на воде. Montblanc посвятил экспозицию покорению гор, на стенде Cartier, помимо того что везде присутствовали пантеры, были еще комнаты, где выставлялись предметы искусства, подчеркивая связь с ювелирными изделиями. Иными словами, каждый стенд вдохновлял фирменным стилем бренда и позволял ознакомиться со знаковыми для этих легендарных марок образами и их философией.

— Не было ли ощущения, что всё это делалось для отвлечения внимания посетителей?

— Наоборот, часы хорошо во всё это вписывались. Было много историй легендарных моделей часов, акценты делались на собственное производство. Очень интересно было узнать, что многие мануфактуры существуют гораздо более сотни лет.

— Женевский салон отличался от салона в Базеле прежде всего тем, что был закрытым, исключительно для экспертов. Но с недавних пор последний день работы SIHH открывают для публики. Ради чего это делается?

— Это хорошая возможность каждому увидеть, понять, почувствовать и вникнуть в суть часового ремесла. Прикоснуться к нему в прямом и переносном смысле. И это очень правильно, на мой взгляд. SIHH существует уже 29 лет. Очевидно, организаторы приняли во внимание, что позвать и пригласить всех в закрытый формат невозможно. Поэтому было принято разумное решение, которое устраивает всех.

— С 2020 года женевский и базельский салоны будут работать вместе. Вначале Женева в конце апреля и сразу потом по 5 мая Базель. Хорошо ли это? Говорят, многие не будут успевать с закупками, рекламными бюджетами.

— Не вижу сложностей. Мне кажется это, наоборот, упрощает процесс. Потому что большинство людей, которые занимаются закупками и заказами, активно путешествует по миру, у них всё расписано на месяцы вперед. А теперь им всего лишь предстоит запланировать одну длинную командировку, вместо того чтобы разбивать ее на январь и март, как сейчас. Для многих это будет очень удобно. К тому же у производителей появляется дополнительное время. Как известно, сложные часы производятся 6–9 месяцев.

— Как происходит процесс отбора тех или иных моделей часов в бутики «Времен года»?

— Мы как арендодатель в этом процессе не участвуем. Это выбор каждого бренда — какие модели у нас продавать, в каких размерах, каком количестве и в каких материалах. У всех наших партнеров есть достаточно обширная клиентская база, они знают персональные предпочтения покупателей, привычки, часто отправляют им каталоги с ключевыми моделями, и клиент может всё заранее заказать. Во «Временах года» покупатели становятся нашими постоянными клиентами. Ведь, в отличие от центра города, есть возможность быстрой и комфортной парковки, нет суеты. Случайных покупателей у нас практически нет. Мы и не пытаемся их привлечь, потому что наш клиент в первую очередь хочет камерности, приватности, правильного сервиса. Во многих бутиках есть VIP-комнаты, где можно уединиться и обсудить важные вопросы. Например, какую скидку получить.

— Вы почувствовали на продажах дорогих часов появление Apple Watch и других смарт-часов?

— Мне кажется, что человек, который покупает коллекционный турбийон или сложную модель, выпущенную крошечным тиражом, не перейдет на Apple Watch. Да, он может носить «умные часы», когда занимается спортом или активным отдыхом.

— Как вы оцениваете выход Swatch Group из базельской ярмарки? По разным оценкам, это произошло по причине дороговизны участия в ней.

— Прежде всего я не думаю, что это вопрос только дороговизны аренды. Мы пока не знаем, что будет делать Swatch Group. Это одна из ключевых групп в часовой индустрии. В целом в люксе сейчас есть интерес к альтернативным, более персонализированным форматам взаимодействия. Например, Frank Muller и Van Cleef & Arpels в этом году впервые решили не участвовать в рамках SIHH, а провели презентации у себя в магазинах.

— У многих брендов есть культовые модели — стальные Nautilus у Patek Philippe, Royal Oak у Audemars Piguet и т.д. На них многолетний лист ожидания. В то же время бренды делают новые модели на основе культовых. Правильно ли они поступают? Может, чуть увеличить производство наиболее востребованных и сократить лист ожидания?

— Я считаю, что этого делать нельзя ни в коем случае. Спрос обязательно должен превышать предложение. В этом вся сущность люкса: создать ситуацию, чтобы даже при наличии любых денежных средств возможность совершить покупку здесь и сейчас была не у каждого потенциального покупателя. Должна быть недоступность. Как только вещь станет доступной, она перестанет быть мечтой, перестанет быть столь желанной — и бренды начнут терять клиентов. Так что создание такого ажиотажа вполне объяснимо. А если покупатель привык к изысканным изделиям и точной механике, это навсегда.

— Как эволюционировали вкусы и предпочтения россиян за последнее время? Отличаемся ли мы от иностранцев, как и прежде?

— Разница по-прежнему ощущается. Неожиданно для меня как раз в часовом сегменте, потому что, например, Rolex в Европе демонстрирует ваш статус, создает вау-эффект. В России не так. Есть те, кто может позволить себе Rolex, в этом ничего уникального нет. Начальная цена Rolex, если не ошибаюсь, 400 тыс. рублей. Ежегодно выпускается порядка миллиона моделей — потенциально хватит всем желающим. Россияне же предпочитают более изысканные часы со сложным механизмом, лимитированные серии, не более ста штук. Наших клиентов интересуют часы, которые точно не обнаружишь на другом запястье. Европейцы же предпочитают то, что всем хорошо знакомо и это сразу бросается в глаза.

— И никакие аукционы стальных «ролексов» за многие миллионы долларов не влияют на картину?

— Нет, по моим наблюдениям, нет. Сама удивляюсь.

— Что ждет высокую часовую индустрию в ближайшем будущем? В каком направлении будут двигаться бренды — в сторону усложнений или новых материалов?

— В ближайшие три года, по моим ощущениям, бренды будут возвращаться к своей истории и традициям. Переосмысливать свои популярные культовые модели на новой технологической основе. Например, компания Cartier возродила часы в корпусе «бочонок», которые впервые появились аж в 1906 году. А теперь, более века спустя, выходит новая коллекция «бочек», в частности две модели Privé Tonneau. Baignoire — еще одни культовые часы Cartier, история которых началась в 1912 году. Луи Картье остроумно придал корпусу контур ванны — baignoire в буквальном переводе c французского означает «ванна». Мне кажется, эта модель будет актуальна всегда.

Вероятно, механизмы будут становиться сложнее. Хотя, кажется, сложнее уже некуда. В Jaeger-LeCoultre нам рассказывали, что они шесть лет разрабатывали модель Jaeger-LeCoultre Master Grande Tradition Gyrotourbillon Westminster Perpetuel. Все усложнения собраны в названии часов. Получился первый мультиосевой турбийон, оснащенный механизмом постоянной силы, карильоном с вестминстерским боем и вечным календарем. Следуя этой логике, сложно даже представить, что мы увидим через пять лет.